Говорю ей:  Стой, подожди, отдохни, присядь.
Нам осталось тут максимум лет ещё пятьдесят.
Ты ещё не отведала главного каравая.
У каждого десять чертёжников линий его руки. 
Да, в основном мудозвоны и дураки.
Поэтому линия жизни всегда кривая.

Первый обычно приходит спесивым, развязным, рослым.
Таким, что смотришь и понимаешь: «Сушите вёсла».
Тело в дело, а ум за разум и дух мутузил.
Первый кончает свою увертюру нелепой сценкой.
Уходит с улыбкой, завышенной самооценкой.
Видишь, вот он, на чёткой линии первый узел.
Второй не отбрасывает сомнений, улики, тень:
«Всё, что ты делаешь, сущая хренотень.
Ты не железная. Ты лишь дырочка в алюминии».
Третий фору даст всем османцам и македонцам,
Поставив топчан на твоё законное место под солнцем.
Вот они оба, два чётких разрыва на тонкой линии.
Четвертый щурится дружески, мол, чего для Кощея иглу жалеть,
Говорит: «Не печалься, страшилище, есть и хуже ведь.
Может, будешь счастливою. Только вряд ли, с такой-то рожею!».
Пятый ходит с шестым, хамовитая пара витая:
«Ну, другим-то полегче, они хоть бездарны, но башковитые»
Проедься взглядом теперь по линии, по бездорожию.
У седьмого особая миссия в соль миноре.
У него есть грязь. Из особого мёртвого моря.
Из такого мёртвого, что отмыться потом – как припарка.
У восьмого с девятым полно багажа безакцизного:
Закрепление предыдущего опыта. В омут сызнова.
На ладони все траектории луна-парка.

Но придёт и десятый. Кривую согнёт в прямое,
Командным голосом в этих потёмках гребя:
По-моему, милая девочка, ты в помоях, 
Пойдем-ка, помоем тебя.

• Назад
• Вперёд