Упоминания о кожных узорах в художественной литературе
Чрезвычайно любопытным представляет то обстоятельство, что упоминания о кожных узорах можно встретить и на страницах художественной литературы ХIХ века. Одно из самых ранних находится у знаменитого русского поэта – Афанасия Фета. В его стихотворении «На дворе не слышно вьюги, на землей туманный пар…», написанном в 1842 г. и отразившем, как считается, воспоминания собственного детства, имеются такие примечательные строки:
«Дай-ка ручки! – Няня хочет
Посмотреть на их черты. –
Что, на пальчиках дорожки
Не кружками ль завиты?»
В чем смысл няниного гадания и что, собственно говоря, она желала там увидеть? Чтобы ответить на этот вопрос, придется снова вспомнить китайцев. Узоры на пальцах они подразделяли на два типа. Один из них – вихревой завиток – именовался ими «tou» или «lo», что дословно означает «улитка». Вот эта самая «улитка- lo» предсказывала, по мнению китайских гадателей, своему обладателю счастье. Узоры петлевого характера, именуемые китайцами «ki», свидетельствовали об обратном. Интересно, что слабые отзвуки этих представлений бытуют до сих пор среди наших детей. С возрастом интерес к подобного рода «изысканиям» исчезает, и их принципы сглаживаются в памяти. Судя по тому, что няня из фетовского стихотворения, завершив свой осмотр, залилась слезами, завитков она не обнаружила. Имелись ли основания для слез, каждый рассудит сам. Ах, не увидела ли она на пальцах дуги (что для Фета маловероятно), которые китайцы столь высокомерно игнорировали? Действительно, на востоке этот узор встречается крайне редко. А вот в отношении завитков даже существует старинная китайская поговорка, смысл которой, впрочем, представляется не везде отчетливым. Звучит она примерно так: «Один вихревой завиток означает бедность, два – богатство, три, четыре – открывай ломбард, пять – сделайся комиссионером, шесть – будешь вором (?!), семь – встречай несчастье (??!!), восемь – жри солому (???!!!), девять – можешь не работать, еды тебе хватит до самой смерти!» Впрочем, нечто подобное обнаруживается и в фольклоре индийцев, правда, здесь поле рассмотрения несколько шире: помимо завитков фигурируют простые и двойные петли (композиции). Смысл этих представлений также весьма туманен. Стоит, наконец, упомянуть и малайцев, полагавших, что круговой узор на пальцах является признаком хитрости.
Другая встреча с кожными узорами ожидает любителей изящной литературы при знакомстве с двумя романами Сэмюэля Клеменса, более известного под псевдонимом Марк Твен. В первом из них – «Жизнь на Миссисипи», написанном в 1882 г., т.е. всего около года спустя после публикаций в «Nature», привлекает внимание глава ХХХI с интригующим названием «Отпечаток большого пальца и что из этого вышло.» Персонаж этой главы – Карл Риттер, надо сказать, лицо в романе эпизодическое, рассказывает душераздирающую историю о поисках некоего человека. Человек этот – лютый враг рассказчика, некогда погубивший его семью. Риттер ищет и находит обидчика с помощью… отпечатка пальца! В исповеди неумолимого мстителя есть весьма любопытное место:
«В молодости я знавал одного старика француза, - признается Риттер, - который тридцать леть был надсмотрщиком в тюрьме, и он мне сказал, что одно никогда не меняется у человека от колыбели до могилы – это линии на подушечке большого пальца, и еще он говорил, что нет двух людей с совершенно схожими линиями… Этот француз в свое время брал отпечаток пальца у каждого нового арестанта и хранил для будущих справок. Он всегда говорил, что портреты никуда не годятся, потому что переодевание с гримом могут сделать их бесполезными. «Отпечаток пальца – вот единственная примета, - говорил он, - его уже не замаскируешь.»
Характерно, что в своих поисках Риттер выдает себя за гадальщика (обычно более интересующегося формой руки, чем узорами покрывающей ее гребневой кожи) и это ни у кого не вызывает недоумения. Уж не китайские ли «ki» и «lo» отыскивал он на пальцах своих клиентов?
Интересно, в какой мере на приведенные выше строки повлияли заметки Гершеля и Фулдса? Граф Льюис Хамон, он же Киро – один из самых знаменитых хиромантов нового времени – утверждал в своей книжке, что именно он пробудил у Твена интерес к кожным узорам. Между тем, Твен, говоря об источнике знаний такого рода, указывает на надзирателя-француза, а не подданного Британской Империи, каковым был Киро. К тому же, последний не имел никакого отношения к местам лишения свободы. Возможно, более внимательное знакомство с этой темой сулит интересные открытия. В одном можно быть уверенным: Марк Твен остался на всю жизнь очарованным кожными узорами. Десять лет спустя, устами героя своего романа «Простофиля Вильсон», он произнесет прямо-таки гимн гребневой коже. Вот эти прочувствованные строки:
«Каждый человек сохраняет неизменными на всю жизнь, от колыбели до могилы, некоторые физические приметы, благодаря которым он может быть в любую минуту опознан, причем без малейшего сомнения. Эти приметы являются, так сказать, его подписью, его физиологическим автографом, и этот автограф – не лицо, лицо как раз с годами меняется до неузнаваемости; это не волосы, волосы могут выпасть; это не рост, ибо бывают люди одинакового роста; и это не фигура, ибо фигуры тоже бывают одинаковыми, - а этот автограф неповторим, и двух одинаковых автографов не сыщется среди всех миллионов людей, обитающих на земном шаре!
Этот автограф состоит из тонких линий и складок, которыми природа наделила наши ладони и ступни ног. Если вы взгляните на кончики ваших пальцев, те из вас, кто обладает хорошим зрением, заметят густую сеть слабо очерченных линий – образующих явные узоры: круги, полукруги, петли; что ни палец – своей неповторимый узор… Узоры на правой руке отличаются от узоров на левой… Каждый палец отличается от пальцев соседа… У близнецов узоры на пальцах тоже неодинаковые… Не родилось еще близнецов, которых нельзя было бы различить по этому верному, замечательному природному автографу.»
К сказанному трудно что-либо прибавить. И ведь что любопытно: до официального введения дактилоскопии в Англии остается еще 9 лет, в России – 15 лет! Первая официальная дактилоскопическая экспертиза осуществляется чуть ли не во время написания романа – летом 1892 г. в маленьком аргентинском городишке Некохеа (уже знакомое нам «дело Франциски Ройас»). А стиль Марка Твена звучит прямо-таки академической лапидарностью, словно аккумулировав в себе опыт многолетних исследований. И все же писатель прекрасно чувствовал всю экстраординарность дактилоскопического метода. Недаром он делает его прозелитом главного местного оригинала – Дэвида Вильсона, изводящего местную публику всяческими чудачествами и прозванного ею за это «мякиноголовым.» Здесь, однако, нам придется завершить свой экскурс в изящную литературу. Нас ждет рассмотрение проблем самой дерматоглифики.
Использованы материалы из книги Николая Богданова «Тайные коды тела».
