HIROLOGOS

Биографии, интервью хиромантов

Минцлова Анна Рудольфовна

О Минцловой:

(с. 153. Лютова «Марина Цветаева»)

 

А.Р.  Минцлова,  загадочная  теософская  фея  русского  символизма,  обладала  одним несомненным  даром  –  улавливать  и  формулировать,  предъявляя  как  собственные прорицания,  безотчѐтные  чаяния  собеседника.  Мало  того,  что  Минцлова  транслировала М.  Волошину  идеи  Р.  Штейнера  об  оккультной  роли,  которую  России  вскоре  предстоит сыграть  в  уже  начавшейся  во  Вселенной  «Страшной  битве» ,  месяц  спустя  посвящения Волошина в масоны Анна Рудольфовна гадала ему по руке: «Вы сыграете очень видную роль в  общественном  движении…  решительную  роль…  Нет,  не  в  политическом,  а  скорее  в духовном». 

 

Маргарита Сабашникова

ИЗ КНИГИ “ЗЕЛЕНАЯ ЗМЕЯ”

Маргарита Васильевна Сабашникова (1882—1973) — художница и поэтесса. Муж Волошин Максимилиан Александрович. Воспоминания ее изданы на немецком языке: M. Woloshin. Die grune Schlange *(Зеленая змея (нем.)). Stuttgart, 1955. (Были переиздания.) Перевод с немецкого Фаины Гримберг.

....Я почти приготовилась к своему парижскому одиночеству, когда произошла встреча с петербургской приятельницей мадам Бальмонт — Анной Рудольфовной Минцловой. Она поселилась в том же пансионе, что и я. Мы были немного знакомы по Москве, тогда я мучительно размышляла о материализме. Помню ее слова на концерте: “У скрипки есть душа”. Я почувствовала зависть: человек может верить в подобное; но одновременно меня захлестнула волна обиды: почему она не захотела развить, объяснить свое утверждение?! Теперь я увидела 45-летнюю женщину с бесформенной фигурой, чрезмерно широким лбом — такой можно разглядеть у ангелов на картинах старогерманской школы; с выпуклыми голубыми глазами — она была очень близорука, но казалось, перед ее взором — какая-то безмерная даль. Рыжеватые волосы, волнообразно завитые, причесанные на прямой пробор, — в постоянном беспорядке, пучок на затылке едва держался, шпильки выпадали... Грубоватый нос, чуть одутловатое лицо... Но руки! — белые, мягкие, с длинными тонкими пальцами, — и кольцо — аметист... Здороваясь, она удерживала протянутую ладонь дольше обычного и слегка ее покачивала. В Москве эта привычка казалась мне очень неприятной; да еще голос, почти шепотной, словно утишающий сильнейшее волнение, да еще учащенное дыхание, отрывистость фраз, бессвязность слов, будто вытолкнутых сознанием... И одежда — вечное поношенное черное платье...

       В Петербурге Минцлова жила у отца, известного адвоката . Познания ее были обширны, и она утверждала, что черпает их из хроник разных времен и стран, читаемых ею в подлиннике. Она пришлась, что называется, “не ко двору” в том кругу, к которому принадлежала по рождению. Ее мистические пристрастия воспринимались как помешательство, она казалась чуждой и непонятной. Ее не понимал даже отец, человек, видимо, умный, талантливый, но настроенный весьма материалистически и скептично. Впрочем, все признавали ее способности к хиромантии и графологии. Минцлова утверждала, что Екатерина Алексеевна Бальмонт первая по-настоящему поняла ее. <...>

       Общение с Минцловой приподнимало над обыденным бытием. <...>

       После смерти отца она стала своего рода бездомной, укоренялась то здесь, то там, и повсюду ее появление сопровождалось бурлящим круговоротом людей и событий. В этом круговороте она вовсе не являлась точкой опоры, страстность влекла ее вперед, в неведомое. И страстность эта многим казалась непривычной, эксцентрической. <...> Да, многие смогли, благодаря ей, как бы заглянуть в мир иной, но в то же время ее поведение навлекало всяческие несчастья и в конце концов привело к гибели и ее самое.

       Однако я забежала вперед. Тогда, в Париже, она казалась мне доброй феей, могущей разрешить все мучительные для меня вопросы. Я предалась ей с полным доверием. Каким счастьем явилась для меня ее дружба, как ярко вспыхнуло все, что лишь слабо тлело в моей душе! Она гадала мне по ладони и открыла много значительного для меня...

       В Париж Минцлову привлек Теософский конгресс, на который ожидалась из Индии Анни Безант. В Берлине Минцлова ознакомилась с германским направлением теософии и упоминала о его вдохновителе таинственными намеками, не называя имени.

       Я устроила встречу Минцловой с Чуйко. У Минцловой же возобновилась моя дружба с Максом. Оба они тотчас поддались ее обаянию. Она и им предсказала по руке великую судьбу, таким образом, все мы очень возвысились в собственных глазах...

       Возобновились парижские прогулки. Но как же меняется город, когда рядом с нами эта женщина! Перед внутренним взором ее то и дело предстают картины прошлого, и она все описывает нам. Как-то в Пале-Рояле она с такой удивительной достоверностью говорила о людях, живших перед Французской революцией, что я не удержалась и спросила, откуда ей все это известно. Она назвала нескольких писателей, в их числе Гонкуров, я прочитала указанные книги, но там не было ничего подобного! Запомнился мне один вечер, когда на небе стоял ущербный месяц. Мы шли мимо места казни тамплиеров, внезапно на лице ее выразился такой ужас, что я испугалась за нее, после она ничего нам не объяснила...

       А вообще она говорила много — об оккультных течениях времени Французской революции, о средневековых процессах ведьм... Собственные рассказы увлекали ее настолько, что она сама испытывала ужас от своего чрезмерно яркого восприятия давно прошедших событий. Вместе мы слушали на конгрессе выступление Анни Безант. Мне оно показалось примитивным и безвкусным. Безант производила впечатление агитатора, не чувствовалось никакой мистической глубины. Определенным “мистицизмом” (в ироническом смысле) отличалось лишь ее свободное белое одеяние...

       Париж одаривал нас своим летним очарованием. Бросали тень каштановые аллеи, повозки полнились цветами — алыми розами, голубыми васильками... Последнее, что мне запомнилось, было посещение выставки старых английских художников во дворце Багатель. Завершался целый период моей парижской жизни. Легкий ветерок нес розовые лепестки — сквозь широкие окна и распахнутые двери — прямо на полотна Гейнсборо и Рейнольдса...

Минцлова Анна Рудольфовна

МИНЦЛОВА (Munzloff) Анна Рудольфовна [(10 июня 1866, Зарайск Рязанской губ. - 1910 (?), переводчица, деятель теософского и розенкрейцерского, движений. Из дворян. Дочь Р. Р. Минцлова, сестра  СР. Минцлова, отношения с которым завершились разрывом. Окончила 6 классов гимназии С. Н. Фишер (1883). С детства проявляла интерес к оккультным и эзотерическим темам. Отличалась обширными познаниями в этой области и способностями в области хиромантии и графологии. Сильное воздействие на формирование ее личности и психику оказала болезнь отца, во время которой М. ухаживала за ним 3 года (с лета 1901) в психиатрических лечебницах. Первым духовным руководителем М. была соучредительница и президент (с 1907) Теософского общества Анни Безант. С 1905 М. - одна из первых : русских учениц немецкого философа Р. Штейнера главы Германской секции Теософского общества; считалась его эмиссаром в России, находилась с ним в переписке до 1909 (письма Штейнера к М. в кн.: Die Rudolf Steiner Gesamtausgabe, Bd. 264. Zur Geschichte und aus den Inhalten der ersten Abteilung der Esoterischen Schule 1904-1914, Dornach, 1984). В 1910 вышел в свет перевод М. книги Штейнера Теософия. Введение в сверхчувственное познание и назначение человека (СПБ) - первое отдельное издание его трудов на русском языке. Участница международных теософских конгрессов в Лондоне (1905), Париже (1906), Мюнхене (1907). Многие современники находили сходство Минцловой  с Блаватской, как внешне, так и в способностях, в частности, в силе воздействия на собеседников и слушателей. [Ср. описание внешности М. у Андрея Белого, Н. Бердяева, М. Волошиной (Сабашниковой) и др. Сохранившиеся воспоминания современников свидетельствуют, что Минцлова владела разными формами сверхчувственного знания, в т. ч. пропагандировала дыхание по системе йогов (известно, что им занимался, следуя ее советам, Андрей Белый); считала себя носительницей некоего Учения, от которого сохранились только фрагменты и потому восстановить его вряд ли возможно. По словам Андрея Белого,  где завязывалось общение с Минцловой, там начинались законы иного созвездия: в мысли, в науке, в искусстве, в морали; границы безумие, здравость, вверх, вниз кавардаком срывались в космос иных измерений. В 1900 вместе с В. Я. Брюсовым и А. М. Миропольским (А. А. Лангом) Минцлова участвовала в медиумических опытах и состояла с ними в переписке. Летом 1905 в Париже сблизилась с М. В. Сабашниковой и М. А. Волошиным, приобщила их к теософии. Тогда же состоялась ее поездка с Волошиным в Руан: ей посвящен цикл его стихов Руанский собор (1907), ее образ запечатлен в стихотворении Безумья и огня венец  (1911). В Париже М. познакомилась с художниками М. С. Чуйко и К. А. Сомовым (Чуйко и Сабашникова писали ее портреты). Через Волошиных в '1906 Минцлова познакомилась с  Вяч. И. Ивановым и Л. Д. Зиновьевой-Аннибал, была доверенным лицом во время романа Иванова и Сабашниковой (см.: Богомолов Н. А., М. Кузмин. Статьи и материалы. М., 1995, I с 91,95-96. Письмо Зиновьевой-Аннибал к М.). Источник.

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить